пятница, 18 мая 2018 г.

Эссе в защиту высокого искусства, труда и скромности


Ирина Герулайте

В защиту высокого искусства и скромности

Представить только – древний человек, с его грубыми и крепкими инструментами воздает дань красоте мира. Он не развлекается, все иначе, другая цель - он чувствует и знает – все лучшее нужно воспеть. Когда он делает оружие, то украшает его нужным камнем,  когда он делает украшение для женщины, то так гнет металл, что он принимает форму ласкового ветра или закругленной волны. Если он вышивает или рисует, его цель близка к тому, что мы бы назвали сотворением мира. На вышивках запечатлены узоры новых жизней, новых урожаев. И его искусство, которое создается и трудно, и радостно, несет в себе тот дивный, чарующий аромат, который окутывает нас, когда мы смотрим на это.

 Сколько труда вложено в эти древние, созданные сотни, а иногда тысячи лет назад произведения искусства!
В простых ковриках, что делают пожилые женщины, находится тот же код, те же глубокие принципы перенесения в свое рукоделие акта сотворения мира. В игре большого музыканта мы снова слышим рождение сверхновой звезды. И если кто-то теряет связь с этим миром, он не сможет понять, что искусство требует пробуждения души, своей и слушателя  (или зрителя) И еще оно требует одного не очень популярного, зато удивительно здорового качества  -  скромности.

Нет, я не противник самодеятельности, любительства. Иногда это действительно способ раскрыть таланты, которые мы не всегда «выводим в люди». А однажды они могут страстно потребовать воплощения.

Никто не просит срочно совершать грандиозный подвиг, геройствовать ежедневно, это тоже чревато неимоверной гордостью, и с такими персонажами даже разговаривать трудновато.  Однако какие-то сложные вещи необходимо делать. Хорошо и всегда достойно узнать, что же это такое – зов воплощения того, что тебе дано, приложив труд и остроумие.  И усилия эти всегда вознаграждаются.

К чему я веду? К тому, что созидательный труд не всегда бывает приятным погружением в нирвану. Одна моя подруга, поэт, с помощью стихов смогла покорить собственную лень и инерцию и даже вылечиться от тяжелого расстройства. Просто в определенный момент она принесла своеобразную жертву: вместо простых житейских радостей она корпела над листом бумаги, пытаясь выразить свои душевные метания, свою радость и грусть. Я благодарна ей за поддержку в трудные минуты – она смогла воодушевить меня, сказав всего несколько слов. И это были слова поэта, который хорошо чувствует других людей, ведь душа у него ранима и подобна тончайшему шелку.
Я пробую защитить высокое искусство, которое как мне показалось, в настоящее время нуждается если  уж не в оправдании, то в защите точно.


Однажды я увидела людей, которые занимаются арт-терапией, за деньги. И это привело меня в ужас. И поверг меня в него удивительно важный вид этих людей. Почему-то в процессе занятий арт-терапией у некоторых  клиентов резко поднималось чувство собственной важности,  как будто один комплекс суетно карабкался, нагромождаясь на другой.
«Интересно,  почему никто не идет работать хирургом без специального образования и интернатуры? – горячо спрашивал  один молодой хореограф у повесивших нос нерадивых студентов-танцоров. -  И почему сейчас все, кто во что горазд, лезут на сцену, думая, что они герои,  не понимая, что в танце определенных народов, например, есть масса специальных тонкостей  - совершенно конкретных движений, от которых зависит стройность, да просто грамотность танца?!».

И тут я, сидя за фортепиано, подумала: «А ведь он прав. На этом, собственно и держится мир!». Словно в поддержку моего эссе, которое я как раз начала писать, хореограф подтвердил мои догадки.
И еще про скромность и адекват.  Я была знакома со студентом, теперь уже выпускником, эстрадно-джазового отделения.  Парнишка из духовиков. И он, внимание -  рьяно ненавидел негров. Вот ведь парадокс. А играл он, при этом, музыку джазовую. И к ней, на минуточку,  негры приложились по полной программе.


Другая «звезда» вокального отделения заявила (заметьте, в аккурат  накануне зачета), что она будет сдавать импровизацию в закрытом помещении. И попросила, чтоб никто из слушателей в принципе не приходил. «Ненавижу публику» - с пафосом заявила она.
Нет уж, мои дорогие. Давайте-ка отдавать отчет, что мы делаем. Давайте все-таки эстрадный исполнитель будет любить зрителя, а джазмен не будет нацистом. Давайте попробуем этому поспособствовать в меру своих сил.  И еще – будем скромнее.  В конце концов, это просто хороший тон.

Я не могу себе представить большого музыканта, произносящего слова «Творчество – это мое». Со смехом представила я своих знакомых профессоров, талантливых поэтов и музыкантов, говорящих эти слова. Если бы я это увидела, то подумала бы, что им пора к психиатру, никак не меньше.  Ну или этим профессионалам уже пора на арт-терапию, что ли. Этим людям, для которых творчество это их жизнь, просто не придет в голову как-то отделять себя от него. Как сказала одна моя знакомая, безупречно владеющая английским: «Я не могу сказать, где в английском части речи - я на нем думаю. И мне трудно отделить себя от языка».
Процесс творчества требует вовсе не все возрастающего чувства собственной важности, которое категорически мешает росту, ограничивая наши взгляды и делая нас рабами той или иной системы, будь то религия или любые модные течения, начиная от ЗОЖ и заканчивая национализмом. Тут дело в другом – скорее, во внутренней честности, открытости и дисциплине.

Этой весной я побывала на концерте одной известной пианистки. Она играет бесподобно,  и еще она преподает молодым музыкантом на кафедре специального фортепиано. И от нее, когда я позвонила ей сказать спасибо за музыку Рахманинова в ее исполнении, я не услышала слов о творчестве.  Она говорила о технических сложностях этих произведений, с которыми она столкнулась, и о том, как ей приходилось много и трудно работать, чтобы мы потом услышали то, что всех нас покорило.

Этот бесподобный концерт был построен на ежедневном кропотливом труде. Какое уж тут раздувание собственной значимости, которое так явно сквозит в каждом жесте и слове странных любителей,  которые думают, что они находятся в модном ряду с якобы «творцами».  Видимо, перед профессионалом всегда есть образ идеала, то есть гениальных людей, которым рукоплескал мир. И только эта точка отсчета может быть ими взята за ориентир.
Еще вспоминаю одну свою приятельницу, которая нешуточно баловалась тяжелыми наркотиками, зато любила поговорить о творчестве. Но из ее творений я помню только хорошо накрашенные ногти. И, пожалуй, все. Еще тогда я никак не могла понять, почему так много слов и никакого дела. До сих пор для меня это загадка. И вот на фоне любителей, которые явно прошли тренинги,  что подстегивают я даже не знаю на какие подвиги, на фоне их торжественных лиц, в выражении которых было одно – «я герой, я занимаюсь делом»  одна девочка-подросток скромно сказала, что занимается музыкой и любит свой инструмент.  Девочка эта много лет посвятила игре на скрипке. И в свои 13 лет она покорила не одну сцену, в том числе мирового масштаба. Со скромностью, присущей людям с большим достоинством, она просто играла там, куда ее пригласят.  Никакого само пиара.

Высокое искусство не терпит лжи и бахвальства, потому что эти качества уводят от главного – от дела, которому ты служишь. И если тебе Бог дал определенный талант, то это всего лишь повод быть кистью в его руке, и повод много работать, чтобы твой дар приобрел сияние, достойное творца. А к этому идти долго, иногда радостно, иногда не очень. Но от тренингов этот путь отличается главным – на нем тебе придется работать своей душой,  и работать не спустя рукава, а  постоянно обращаясь взором к очень высоким идеалам, которые только и могут быть путеводной звездой. Твои идеалы, которые всегда вели тебя в юности – они становятся только ярче и острее аромат свободы, той творческой свободы, которая связана с тяжелым трудом и радостным узнаванием себя и другого в этом мире.

И еще. Я сказала о том, что мне не нравится. Но я могу показать момент, в котором сливаются и профессионализм, и самодеятельность, и все становится на места.

Это место, где не соцсетей с их показухой,  не пиара, нет самовозвеличивания.
Я говорю о моменте, когда взрослые и дети собираются вместе и поют песни военных лет. Те самые, горячо любимые нами, глубокие, светлые которые помогали выжить в сложное время – и это объединяет,  и делает нас  лучше. Что мы можем противопоставить разнузданности, бесконечной рекламе, пиару, тренингам ? Наши лучшие чувства. Они позволяют душе не впасть в лень. Мы можем обладать огромной силой - глубиной наших  бесценных душ. И когда мы поем песни войны, то память о тех, кто прошел через  ее кошмары, кто остался верен себе  - она меняет нас, я видела это!... И любовь к родному краю – это такая вещь, о которой ты можешь узнать тоже только сердцем. Как любое настоящее чувство, она, глубинная  любовь к своей родине,  делает нас искренними и возвышает наш дух. И она же делает нас скромнее.

30 апреля – 1 мая, 2018
Фото автора эссе из музея ювелирного и камнерезного искусства

Комментариев нет:

Отправить комментарий